Вот уже три года подряд Дмитрий Четвергов признается профессионалами лучшим гитаристом России (в номинации электрогитара). По его собственному признанию, главное в музыке — наличие вкуса и оригинальности, а не техники исполнения.

Этот принцип он выразил в своем первом сольном альбоме «Свободный полет». Здесь виртуозное владение инструментом лишь прекрасная возможность самовыражения.

MUSIC BOX: С чего для тебя началась музыка?

ДМИТРИЙ ЧЕТВЕРГОВ: В нашей семье не было музыкантов. Еще в раннем детстве я безумно хотел играть на фортепиано. Помню, я представлял, как сяду за инструмент и сразу начну играть. Когда же наступил волнующий момент, и наконец привезли пианино, то у меня, конечно же, ничего не получилось. Было до слез обидно. Стало понятно, что просто так ничего не выйдет: надо было приложить усилия, чтобы извлечь из инструмента что-нибудь благозвучное. В восемь лет я пошел в музыкальную школу по классу фортепиано, потом лет в 14 увлекся гитарой, но сначала на «подъездном» уровне. Первой песней, которую я выучил, была «Где-то багульник на сопках цветет». Репертуар состоял в основном из дворовых песен. Играли также BEATLES, ROLLING STONES, отрывки из «Jesus Christ — Superstar».

Когда в 1976 году услышал джаз-рок — это были Чик Кориа (Chick Korea) и Херби Хэнкок (Herby Hancock) — у меня все внутри перевернулось. Тогда я увлекся этим стилем. Все увлекались популярной музыкой и роком, но мне уже хотелось выйти за рамки традиционности и стандарта. Я не думал, что есть что-то другое, слушая по «Голосу Америки» концерты поп-музыки и какие-то привозные пластинки. И тгда я по-другому взглянул на GRAND FUNK и LED ZEPPELIN, открыл для себя YES и чуть позже JETHRO TULL. Такие необычные новые команды были мне ближе, чем традиционный хард-рок.

М.В.: Чем они тебе были ближе?

Д.Ч.: Наверное, интеллектуальностью. В то же время, внутренней самоиронией. При этом чувствуется, что музыкант куражится, подшучивает над собой. Это мне кажется было ближе, чем обычный хард- и поп-рок. Хотя сам я все это играл с удовольствием. Но более всего меня привлекало именно слияние стилей: рока, джаз-рока, фанка, каких-то народных мотивов, восточных ладов.

В 1978 году я поступил в студию джазовой импровизации «Москворечье». Как раз там я попал на концерт АРСЕНАЛА и понял, что это мое: джаз-рок, фанк-музыка. Я серьезно занимался гитарой, потом ушел в армию. Сразу после армии, я стал работать в группе ЭКИПАЖ Тюменской областной филармонии.

М.В.: И как работалось в Тюмени?

Д.Ч.: В ансамбле было три вокалиста, три гитариста и два басиста — большой коллектив. Это было принято в то время, музыканты могли заменить друг друга. Происходила постоянная текучка, я сам оттуда несколько раз уходил. Одним словом, нормальная работа в вокально-инструментальном ансамбле. Наконец, я покинул коллектив окончательно и стал преподавать в музыкальной школе по классу гитары, потому что было настолько тошно ездить по одним и тем же городам по несколько раз. Мы проехали всю Сибирь, выезжали на буровые, где выступали прямо на земле. Наверное, поэтому мы группу в шутку называли ЖАПИКЭ.

М.В.: А потом?

Д.Ч.: В 1984 году я узнал, что из КВАДРО ушел Виктор Зинчук и попытался туда прослушаться. Меня взяли сразу. У «Квадро» была очень сложная программа, поэтому пришлось попотеть, чтобы ее выучить, так как через неделю мы уезжали на гастроли в Баку. Было сложно, потому что я не был готов к такому свободному импровизированию. Какое-то время я промучился, но зато после гастролей уже мог показать свое лицо. «Квадро» был для меня первым серьезным ансамблем с настоящими музыкантами, с которыми можно было совершенствоваться. Можно сказать, что Вячеслав Горский и Анатолий Куликов были для меня в какой-то степени первыми учителями.

Параллельно с этим я учился в Институте культуры по специальности «руководитель оркестра народных инструментов». Там я играл в оркестре на домре, кстати, именно это помогло мне овладеть приемом тремоло на гитаре. Но в профессиональном плане учеба в институте мне ничего не дала, потому что к этому времени я был достаточно подкован. Кроме того, играя в КВАДРО, мне удалось познакомиться со многими людьми, которые уже крепко стояли на ногах, посмотреть, чем они живут. как работают.

М.В.: Как «изнутри» выглядит музыка такого профессионального и известного ансамбля как КВАДРО?

Д.Ч.: Все строится на ощущениях каждого артиста в отдельности. Есть четыре музыканта, каждый из которых ведет свою линию. Здесь нет определенного лидера, который всем командует, несмотря на то, что Вячеслав Горский и назывался художественным руководителем. Каждый отвечал за себя, были только какие-то пожелания. Когда мы выезжали на гастроли а какой-нибудь популярной тусовке, я замечал, что есть музыканты, для которых музыка — это основа, стиль и смысл жизни, а для других она является лишь легким средством достижения дешевой славы и срывания шальных денег. Это было и у меня как у молодого музыканта, но я на этом не задержался. Ведь месяц-другой такой разгульной жизни — и ты чувствуешь, что удовлетворил свое честолюбие и тщеславие. Я думаю, что это надо испытать любому музыканту. В КВАДРО такого почти не было. Во время гастролей вместо походов по ресторанам и по девочкам мы собирались и слушали музыку, беседовали. Причем, прослушивали каждый концерт.

М.В.: Может быть, музыка обязывала?

Д.Ч.: Да, музыка, безусловно, обязывает и располагает. Но здесь дело в том, как ты относишься к жизни и к своему делу. Я считаю, что это от человека зависит. Многие из музыкантов, с которыми я раньше общался, сейчас и не музыканты вовсе. Многие занимаются перепродажей инструментов и оборудования. У меня это никогда не получалось.

М.В.: Долго ты работал с КВАДРО?

Д.Ч.: Три с половиной года. После этого я повстречался с бас-гитаристом Сергеем Катиным из АРСЕНАЛА. Нас обоих вдохновила идея создания своей группы, и мы приступили к этому.

М.В.: Какую группу вы хотели создать изначально?

Д.Ч.: Я думал создать группу, в которой будет вокалист. Катин играл в инструментальном коллективе, я тоже. Мы хотели сделать группу, с которой можно было бы жить, то есть зарабатывать деньги. Мы чувствовали, что инструментальная музыка в то время уже начала терять свою актуальность. В 1987 — 88 годах стали появляться ансамбли другого типа, с коммерческой ориентацией, рядом с которыми филармонические коллективы теряли свой вес. Появилась группа НАУТИЛУС ПОМПИЛИУС — я был на их первом московском концерте. Эмоционально мне это понравилось, несмотря на какие-то претензии, которые можно было предъявить к качеству исполнения с профессиональной точки зрения. И мне хотелось сделать именно такую команду.

М.В.: То есть ты думал о таком рок-воплощении?

Д.Ч.: Да, это рок-музыка, но не хард-рок, а ближе к фанку и соул, к тому, на чем я воспитывался. YES, KING CRIMSON, JETHRO TULL — то есть некоммерческая музыка. Просто в то время никто не думал и не гадал, что НАУТИЛУС ПОМПИЛИУС станет коммерческим, способным собирать большие залы. Я еще тогда обратил внимание на ленинградскую группу АВИА, китчевую, в моем тогдашнем понимании. Там вообще ничего музыкального не было, но было что-то свежее, новое. Они не думали, как это звучит, это был просто театр. Мне хотелось чего-то необычного, хотелось уйти от академичности. Кстати, ее не было в АРСЕНАЛЕ. Алексей Козлов правильно делал: он следил за всеми появляющимися новыми течениями. В его программе «Брейк-данс-шоу» каждый музыкант на сцене имел свой образ, свою роль, и это было очень интересно. Помню, Иван Смирнов — что сейчас трудно представить — на сцене стоял в кепке в роли хулигана. Сергей Катин был хоккеистом в шлеме, а Алексей Козлов изображал советского робота-бюрократа.

М.В.: Насколько я поняла, тебе близок театр в музыке.

Д.Ч.: Да. Хотя здесь не совсем театр. То же самое я увидел у Харби Хэнкока, который меня сразил «Хамелеоном». Я увидел его фильм, где каждый музыкант выступает в роли некоего персонажа. Было интересно, как они взаимодействуют. Если играть инструментальную музыку, то ее надо либо как-то показывать, либо поражать мастерством. интересными аранжировками, спецэффектами. Может, я сейчас заблуждаюсь. Но я считаю, что инструментальную музыку надо как-то украшать, делать к ней сценографию, свет, может, мелодекламации, стихи читать, все, что угодно — ее надо раскрывать, потому что она очень сложна для восприятия.

М.В.: Твое стремление дополнить инструментальную музыку происходит от того, что тебе в ней чего-то не хватает?

Д.Ч.: Просто я стараюсь объяснить, к чему я стремился тогда, и чего не получилось с Катиным. У нас вышла самая обыкновенная команда, ничем не отличающаяся от других. Тем более, у нас не было стиля, не было лица, просто были профессиональные музыканты. Но самой интересной пьесой в нашем репертуаре была моя инструменталка, в которой каждый играл соло и показывал, на что он способен. Если бы у меня сейчас были средства поднять эту глыбу, я бы это сделал. У нас этого нет нигде: инструментальную музыку никто не показывает, не делает из нее шоу. К сожалению, это невозможно именно по финансовым соображениям. Свет какой-то можно поставить, а вот сделать театр на сцене непросто. Можно, конечно, попробовать обойтись меньшими средствами. Взять, например, двух мимов. У меня на альбоме есть такие места, где можно просто сделать пантомиму, может быть, танцы.

М.В.: Проект с Сергеем Катиным, насколько я понимаю, закончился бесславно. Что было дальше?

Д.Ч.: Он получился безрезультатным. Хотя любой проект приносит плоды: знакомства, опыт. Тут я повстречался с Андреем Кольчугиным, бывшим вокалистом группы КРОСС. Вместе с ним и другими музыкантами мы создали группу КУРАЖ. Это был 1988 год. С КУРАЖОМ все было нормально. Мы записали пластинку у Игоря Замараева в студии МДМ. в ней проучаствовали поэт Маргарита Пушкина и Карен Коварелян. Но в группе не было директора, поэтому она начала разваливаться. Кроме того, я считаю, что если пластинка сделана, нужно тут же садиться и снова работать.

Проблема в том, что когда люди работают над пластинкой — они живут одной семьей, когда же запись закончена, все начинают наслаждаться славой, вспоминать, кто чего добился и приписывать себе несуществующие заслуги. Год мы выступали. КУРАЖ быстро закончился.

В 1991 году я встретился с Николаем Носковым. Он приехал из Америки и сразу приступил к созданию нового альбома. С ним я проработал до лета прошлого года.

М.В.: Группа уже не устраивала?

Д.Ч.: Просто надо было работать, а не переделывать по несколько раз «нетленные» произведения. В результате за пять лет вышел только один альбом, хотя было множество демо-записей, оставшихся нереализованными. Концертов не было, поэтому я работал студийным музыкантом.

М.В.: Итак, наконец, мы хронологически дошли до твоего сольного альбома…

Д.Ч.: Работая много в студиях, я был готов к тому, чтобы записать свой альбом. Но, к сожалению, так выходит, что когда ты записываешь для кого-то за деньги, получается гораздо лучше, чем для себя.

М.В.: Чем лучше?

Д.Ч.: Всем: качеством исполнения, настроением. Мне так кажется. Когда мою музыку слушают другие, говорят, что здорово сделано. Сам же я знаю, что все могло быть интересней, лучше, если бы средства позволяли. сознание того, что та идея, которая была изначально, не донесена, может довести музыканта до сумасшествия.

М.В.: Но разве музыканта не может утешить мысль, что все это можно выразить в следующей работе. Или ужасные условия работы отвращают от мысли о записи следующего альбома?

Д.Ч.: На самом деле — да. С одной стороны, ты думаешь, что еще будет музыка, которая запишется (я, безусловно, оптимист). Но вот на этом сведении сидел звукорежиссер, и вдруг в какой-то момент он слышит, что что-то внутри спотыкается. Такого не должно быть. Мне кажется, что те вещи, которые не получились, они не получились безвозвратно, потому что их нельзя бесконечно переделывать. Они, может, и станут чуть лучше, а что-то большее уйдет.

Дело в том, что в студии очень сложно настроиться. Поэтому фирмачи и пишутся полгода, переписывают по несколько раз. На концерте есть от кого получить заряд, вдохновение. В студии это очень сложно. Музыкант должен найти какие-то силы внутри, быть настоящим артистом. Потому что ты остаешься один на один с магнитофоном, с голыми стенами и мертвой техникой. Причем очень многое зависит от звукорежиссера, от того, насколько он может тебя настроить.

М.В.: В какой студии ты работал?

Д.Ч.: Весь материал записан в студии Владимира Осинского «Хранители» в Доме культуры ГУВД.

М.В.: Как ты выбирал студию?

Д.Ч.: Я ездил по студиям и смотрел, как пишут живые барабаны. Это был для меня единственный показатель на тот момент. Эта студия оказалась для меня приемлемой и в финансовом отношении, и по звуку. но все равно не получилось то, чего я хотел. Музыкантам, которые слушали мой альбом, совершенно непонятно, чем я там могу быть недоволен.

М.В.: Видимо, ты просто знаешь, как все это создавалось, и сложность всего этого наложила отпечаток. Если отстраниться от всех этих проблем, то можешь ли ты похвалить этот материал?

Д.Ч.: Для большинства гитаристов было неожиданно услышать многие обороты, которые не характерны для традиционного понимания обычного лада, гармонических построений. При этом непонятно, как могли подобное построение музыкальных фриз, сама форма и мелодика уместиться в рамках гитарного сознания. Изначально многое сочинялось на клавишах — не как импровизационная гитарная музыка. И на альбоме все клавиши я записал сам, хотя можно было пригласить музыканта, который смог бы сделать это вживую. Уже после записи альбома мы попробовали сделать это с Дмитрием Ковалевым — совершенно по-другому зазвучало.

На самом деле я не могу сам говорить о своей музыке. Должен пройти какой-то период времени, это позволит мне судить объективно.

М.В.: А субъективно?

Д.Ч.: Это нереально сделать. Я мог бы сказать, когда у меня были демозаписи, сделанные из домашней портостудии. Мне это нравилось гораздо больше, чем сейчас.

М.В.: Чем тебе тогда это нравилось?

Д.Ч.: Прежде всего тем, что я сделал правильный выбор материала. Потому что материала было предостаточно. Мне нравится то, что это свежо звучало. Я слушаю много современных гитаристов и хочу найти у них что-то новое и оригинальное, помимо модных приемов и бешеной техники, от которой создается впечатление, что присутствуешь на спортивном состязании. Идет постоянное соперничество, но нет живой жилки и новой оригинальной идеи. Все настолько затерто, что становится скучно слушать, и ты начинаешь следить только за тем, как это записано. Я считаю, что мой альбом в этом плане удался. Мысль, сама идея альбома, некоторые гитарные импровизации — мне кажется, что это оригинально, не вторично. Это сегодняшний день.

М.В.: Ты сказал, что следишь за музыкой. Есть ли у современных исполнителей что-то новое в понимании музыки вообще?

Д.Ч.: Происходит соединение стилей. Сейчас, по-моему, нет чистоты стиля. Многие музыканты продолжают бороться за его чистоту, но как бы они это ни делали, это не от них зависит. Сейчас вокруг очень много информации, которая проникает в наше сознание и более глубинные слои. Поэтому в любой стиль ты внесешь то, что где-то уже услышал и увидел. Самая свободная музыка — это джаз. В ней нет никаких ограничений. Есть, правда, закоренелые джазмены, которые рассматривают роковую пентатонику как преступление. Для меня переплетение стилей — в некотором роде демократия, глоток свежего воздуха. Находиться в каком-то стиле и не замешать туда что-то другое так же невозможно, как жить в обществе и быть от него свободным. Для этого надо просто затыкать уши.

Я не могу сказать, что за направление получилось у меня в музыке. в альбоме есть одна композиция, которую я написал, еще учась в Институте культуры, и сдавал ее на экзаменах по ф-но. Она называется «Восточный ветер» и была полностью фортепьянная. Многие говорят: «Как это свежо звучит!» Да что может быть нового? Главное, как это подать, какое дыхание внести в музыку. Здесь дело в аранжировке. Ничего нового не внесешь, хотя процесс сочинения музыки бесконечен. Я не знаю, наступит ли тот момент, когда любая мелодия, которая появится, уже будет плагиатом. Я ратую за мелодику, заключенную в логичную форму и оригинальную аранжировку. Я совмещаю стили, но это ни в коем случае не должно быть эклектикой. По-моему, у меня это получилось. И я рад, что в жизни выдалась такая возможность выплеснуть то, что накопилось за определенное время, и хотя бы проявить свой вкус. А мастерство этого альбома должны оценивать профессионалы.

Я думаю, что и через несколько лет эта музыка не потеряет актуальности, хотя есть композиции, сделанные в угоду сегодняшнему времени.

М.В.: Что особенного должно быть в новой музыке, что могло бы заинтересовать тебя эмоционально, как слушателя, а не профессионала, который интересуется лишь процессом записи.

Д.Ч.: Самое главное, чтобы не ощущалось внутреннего жлобства, то есть чего-то нарочито сделанного, специально выдуманного, вымученного. Эта внутренняя ограниченность музыканта очень слышна. Это недалекость, некомпетентность. Ремесленников хватает везде, даже среди очень известных и заслуженных музыкантов. Идет бесконечное перемалывание одного и того же, все замешано на технике, на эффектах, но нет связующей формы, на которой можно было бы остановиться. Постоянно находишься в подвешенном состоянии… и выключаешь пластинку. Для музыканта, который находится в стадии обучения, очень интересно это слушать, анализировать, снимать отдельные куски. Мне это неинтересно, потому что я знаю, как это сделано. На сегодняшний день мало доступной интересной музыки, которую можно выделить из огромного потока однообразной информации.

М.В.: Расскажи о тех людях, с которыми ты записывал свой альбом «Свободный полет». Почему подобрался именно такой состав?

Д.Ч.: Замечательный барабанщик Руслан Капитонов играет в уфимской джаз-роковой команде ТРАНС-АТЛАНТИК. Я их увидел совсем недавно, и мне очень понравилось, поэтому я его пригласил. На басу играл сильный музыкант Алексей Боголюбов из группы ДЖОКЕР. Он очень помог в продюсировании и создании этого альбома. Владимир Осинский делал миксы, также принимали участие барабанщики Игорь Джавад-Заде и Геннадий Гордеев (из ДЕЖА ВЮ).

М.В.: На какой фирме выходит альбом?

Д.Ч.: На фирме RDM.

М.В.: Как ты представляешь будущее своего альбома?

Д.Ч.: Насколько смогу, я буду его популяризировать, привлекать к нему внимание. Обязательно постараюсь показать его живьем на концерте. Сейчас я начинаю сотрудничать с Сергеем Жилиным и его ансамблем ФОНОГРАФ, где будут исполняться мои пьесы.

М.В.: Как можно популяризировать сам жанр инструментальной музыки?

Д.Ч.: Попробовать вначале снять клип.

М.В.: Но не кажется ли тебе, что когда музыкант сам берется за собственный промоушн, он ставит на себе крест, как на музыканте? Я имею ввиду именно творческий всплеск, сольную работу.

Д.Ч.: Я согласен, что путь такой опасен, но выхода другого нет. Здесь все зависит от того, насколько хватит сил. У нас все занимаются собственным промоушном. Но там, где это поставлено на конвейер, это называется «шоу-бизнес». Мы сами продаем себя, как свободные художники, которые время от времени пишут картины, а затем их выставляют. Так живет весь мир. Здесь самое главное — самому не ставить на себе крест, не опускать рук. Причем это касается не только музыкантов. Все зависит от того, на сколько хватит чувства собственного достоинства.

Мне сейчас предложили снять свою видеошколу. Может быть, на следующий год я приступлю к преподавательской деятельности. Я считаю, что выполнил свою миссию на определенном этапе. Безусловно, я еще буду выпускать пластинки, я без этого жить не смогу. Тем более, что я сейчас свободен, у меня нет никаких обязательств ни перед кем, и я занимаюсь творчеством. Мне есть что сказать, не повторяя никого. В том числе — и создать свою видеошколу, за которую не будет стыдно. Есть очень много задумок и опыта, которые можно применить, удовлетворив свои музыкальные амбиции, и зарабатывать деньги.